Обеденный зал был самой шикарной комнатой в доме. Он был обставлен роскошной мебелью, украшен портретами членов благородного семейства, статуэтками и головами убитых животных, красивыми портьерами и хрустальной люстрой с множеством свечей. Люстра возвышалась в центре зала над широким дубовым столом, окруженным дорогими стульями. Штефан зажег все свечи и добавил к этому аристократичному убранству толику своей красоты, а понимание красоты у Роммеля, как известно, было свое собственное.
Он остановился возле окна и посмотрел на улицу - ни души. Город крепко спит под шум дождя, с улицы веет прохладой с запахом озона... Короткий взгляд на часы - половина четвертого. Пора начинать.
Он вернулся к мужчине и поводил у него под носом нашатырем. Роммель чувствовал невероятный подъем вдохновения и не мог дождаться того самого выражения лица, когда жертва обнаружит себя обнаженной и привязанной к стулу.
Наконец Жан Пуатье пришел в себя и начал с недоумением озираться по сторонам. Он сидел во главе стола, крепкая веревка стягивала его шею, руки и ноги; дернул руками, испуганно заерзал, пытаясь высвободиться скорее инстинктивно, нежели осознанно; неразборчивое приглушенное мычание вырвалось изо рта, он пытался вытолкнуть кляп языком, но это ни к чему не привело; замер, наткнувшись взглядом на силуэт в полумраке...  огромные черные глаза вглядывались напряженно, пытаясь рассмотреть.
Штефан встал перед ним, позволяя разглядеть себя по-лучше. Он был в привычной серой водолазке, облегающей его атлетичный торс и мускулистые руки, кисти которых запечатаны в кожаные перчатки.
- Доброй ночи, - улыбка. - Вам не дует? Я могу закрыть окно...
Роммель понял, что Пуатье пытается ему что-то сказать.
- Секунду, - аккуратно вытащил кляп из его рта.
- Qui es tu? Tu veux quoi?!
- Ооо, дерьмо... ты что, не говоришь по немецки?
- Я не говорить, да! Laisse moi partir!
- Значит, - сверкнул глазами Штеф, - разговор будет коротким.
Он чуть улыбнулся ошеломленному мужчине и принялся раскладывать на столе свои инструменты: скальпель с нашатырным спиртом он захватил с собой, а вот нож, пилу, щипцы и топор пришлось позаимствовать у хозяина. Штеф не рассчитывал, что все случится именно сегодня. Пленник пристально следил за руками убийцы, холодный пот выступил на лбу и капли его скатывались в глаза, судя по всему, кровь его стыла от ужаса. Зато у Роммеля настроение было просто замечательное.
- Это убийство я посвящу одному человеку. Ты его, конечно, не знаешь, но это благодаря ему я вышел на тебя.
- Я не.. послушай, - Жан облизал губы, - я заплачу тебе. Сколько ты хочешь? Забирай все, что у меня есть!
- Хм.. так ты все же говоришь по немецки, - Штефан повернулся к нему с изящным тонким скальпелем в левой руке. Свечи скрадывали очертания предмета, и он походил в пальцах маньяка на тонкую иглу, увидев которую жертва начала брыкаться с новой силой. Ему удалось оттолкнуться от пола и с грохотом рухнуть на пол, на что Штефан беззвучно рассмеялся, цокнул языком и поднял бедолагу. Он удобнее перехватил скальпель и опустился перед Жаном на колени. Тонкое лезвие коснулось кожи, мужчина взвился от боли, заверещав.
- Я все расскажу! Я насиловал их! Это сироты, они никому не нужны, а я давал деньги их приюту!
- Понятно, - сказал Роммель, ведя ровную линию по животу мужчины, из которой быстро проступала кровь, - Вообще-то, мне все равно. Не дергайся, иначе я порежу там, где не надо.
- Пожалуйста, не убивайте меня! - быстро заговорил Пуатье, - Я сдамся полиции! Если хотите, я...
Договорить он не успел, Роммель, поморщившись брезгливо, заткнул кляпом его рот. Горячие крупные слезы хлынули из глаз жертвы, окропив голую грудь. Несколько из них упали на руку в перчатке. Штефан поднял на жертву взгляд и качнул головой.
- Хватит уже, я ведь только начал.
Пуатье что-то промычал, глядя с мольбой на своего мучителя и содрогаясь от рыданий. Штефан не добро улыбнулся. Теперь его жертва могла только сдавленно вопить, когда тонкое лезвие расчерчивало его кожу на отдельные части. Маньяк оставался непреклонным, словно камень, и душный запах крови пьянил его так же, как истошные крики.
Сам он никогда не плакал. Или не помнил этого.
Все было готово, Штефан встал, отложил скальпель, закатал рукава и надел маску, защищавшую от брызг крови.

Сегодня он играл роль жуткого чудовища, и ритуал его был совершенно не похож на предыдущий. Он коротко приметил взглядом, с чего начать, и приступил. Взмах топора, удар, хруст кости. Пила разрезает упрямые сухожилия. Каждая отрубленная конечность ложилась на стол, в конце концов Жан уже не приходил в себя, но Штеф продолжал расчленять его тело, методично и хладнокровно. Он уже был весь с ног до головы забрызган кровью, словно побывал в кровавой бане, и он не помнил себя, не видел ничего, кроме кусков мяса, не чувствовал ничего, кроме влажной скользкой субстанции, от запаха которой его начинало уже тошнить. Все это было похоже на сон, багровый, душный, теплый от крови. Этот сон вытеснял предыдущие, и дарил куда больше восторга и отвращения, чем те забытые ночные ласки, и тот трепещущий взгляд. Ничто не могло сравниться с чувством, когда забираешь чью-то жизнь. Не просто забираешь, а комкаешь ее в руках, топчешь беспощадно и жестоко.

Последний акт. Уже светало, запекшаяся кровь на его одежде и коже начала доставлять неудобства. Роммель поднялся с пола, вяло и лениво, словно всю ночь занимался безудержным сексом, и принялся собирать свои вещи. Мелькнула мысль, что следователь, которому дадут это дело, проблюется, войдя сюда. Ему предстанет великолепная картина, от которой у Штефана мурашки бегут по коже. Такое он еще не делал. Уходя, он остановился на пороге, еще раз прокрутил в голове - ничего ли не оставил для судмедэкспертов? И, как ему показалось, ничего. Конечно это убийство прогремит на всю округу своей вопиющей жестокостью, однако, все следы обрываются на месте преступления. И вряд ли кто-то свяжет его с убийством на свалке или трупом в реке. Этот город еще не знает его. Но скоро узнает и даст ему новое имя.

На следующее утро Штефан был в прекрасном настроении. Все как всегда - пробежка, душ, завтрак, на фоне - включенный телевизор. За окном прекрасная солнечная погода, птицы поют, соседские дети дерутся под окном.. Все так уютно и по-домашнему, словно он тут жил всю свою жизнь. А ведь он всего месяц в этом городе. Интересно, когда соседи поймут, что случилось с настоящим хозяином квартиры, которую он якобы у него снимает?.. От размышлений Роммеля отвлек телевизор. Началась сводка событий, которую он ждал с нетерпением и наконец дождался, включив по-громче. Впрочем, через минуту его радость испарилась. Говорили о пожаре, о краже, но ничего о новом трупе. Неужели Пуатье еще не нашли? Он ведь оставил дверь открытой, чтобы его работа привлекла внимание сразу, до того как начала гнить... С одной стороны, он должен радоваться, если труп (вернее то, что теперь из себя представляет Пуатье) по каким-то причинам так и не найдут. Но с другой стороны - какой смысл быть серийным убийцей, если о тебе никто не знает?
Доев свою яичницу с беконом, Штефан вытер руки об полотенце, которым были обмотаны его бедра, порылся в кармане своей куртки в поисках записной книжки и застыл.

Золотое правило каждого уважающего себя убийцы гласило - не возвращайся на место преступление. Никогда. Ни в коем случае! И Роммель не был исключением. Впрочем, у него была веская причина туда вернуться, ибо блокнот с записями он свой похерил, что зародило нехорошее предчувствие. Конечно, почему бы не оставить копам свою записную книжку с именами будущих жертв и прочей важной информацией? Так у него больше шансов сесть в тюрьму и стать сучкой какого-нибудь черного орангутанга в красивой оранжевой форме.
Он остановил свою машину (конечно же не свою) возле места происшествия. Вскоре он уже бродил среди толпящихся прохожих, высматривая обнесенное лентой место и наблюдая за полицейскими машинами, которых было.. всего одна. Дьявол! Он потратил уйму времени на этого Пуатье, а они выслали всего лишь одну машину. Какое разочарование. И даже еще не опрашивали свидетелей.
Штефан накинул капюшон толстовки, отошел по-дальше и незаметно пролез под лентой, чтобы по-ближе подобраться к дому. Со стороны фасада никого не было и можно было пошарить здесь, ища забытую вещь, за одно посмотреть, что происходит в доме через окна. Одна проблема - это были не те окна, что вели в обеденный зал, где сейчас живописно расставлены блюда на большом дубовом столе, а на блюдах разложены части тела мсье Пуатье. Кровь он смыл шлангом, протянутым из ванной, а сверху расстелил ковер, так что выглядело все цивильно.
Роммель на миг прикрыл глаза, борясь с желанием уйти отсюда и чувством долга проверить все основательно. От ощущения опасности по коже побежали мурашки, сердце забилось чаще, захлестывая в кровь адреналин, но Штефан быстро взял себя в руки и, не раздумывая более, влез через раму окна на кухню.

По голосам, доносящимся из гостиной, Штефан определил, что в доме собралось несколько полицейских. Вовремя он приперся. Ну да ладно. Он точно помнил, что на кухне брал тарелки, чтобы разложить части тела, и вот тут где-то должен быть его блокнотик. Пробежавшись взглядом по помещению, он довольно быстро обнаружил пропажу на столе, схватил блокнот и услышал шаги. Вот тут, надо сказать, сердце его подскочило и на миг ушло в пятки. Тело прореагировало быстрее мозга, и вот он уже выпрыгивает в окно и пригибается, дабы не быть замеченным. Теперь оставалось надеяться, что дом не окружили.
А ты оказался той еще занозой в заднице, мусье Пуатье!
Он огляделся, вроде никого больше поблизости не было. Дождался, пока человек не ушел с кухни, и только после этого смог шуршать травой, вылезая из кустов, чтобы потом проскользнуть под лентой. Блокнот перекочевал в один из карманов, подумать только, как он мог попасться на такой мелочи. Конечно, там нет его имени и фамилии, нет каких-то опознавательных знаков, только почерк. И все же, там указаны имена его будущих жертв, а также наблюдения и пометки, которые привели его к ним.
Сердце вернуло свой привычный ритм как только Роммель вновь перемешался с толпящимися зрителями. Народу уже собралось достаточно, чтобы затеряться среди них, люди всегда живо интересуются кровавыми убийствами. Многие стояли с телефонами, снимая происходящее на видео. Позже наверняка выложат видео на ютуб. Вот так и распространяются новости. По хорошему бы свалить быстрее, но он передумал сразу садиться в машину, остановившись внезапно даже для самого себя, и посмотрел на выход из дома. Ему вдруг стало интересно. Даже не так. Ему вдруг страшно захотелось посмотреть - кто же его новый следователь?

Люди, толпившиеся у ленты, загораживали обзор. Сейчас их хотелось убить больше, чем когда-либо кого-либо. Однако, раздражение моментально испарилось, когда ему предоставилась возможность увидеть кусочек пространства между чьим-то зонтом и шляпами (кепками, панамами).
- Что? Вы надо мной издеваетесь? Он же совсем еще пацан, - пробубнил себе под нос Штефан, с некоей долей сочувствия разглядывая этого... этого копа, - Ему даже нет двадцати ле.. стоп.
Из дома вышел еще один. Господи, сколько там полицейских? И ведь он был уверен, что все уже разошлись опрашивать свидетелей. Кстати, его тоже опросил какой-то.. он не обратил внимания, но номерок, протянутый ему с неизменной фразой "Если что-то вспомните", взял.
Когда эти двое направились в его сторону, Роммель улыбнулся. На него эти парни производили особое впечатление. Ему нравилось играть с полицией, каждый раз запутывая так, что очередной бедолага был близок к помешательству, либо к увольнению. Штефану это удавалось всегда с поразительной легкостью, в некоторых кругах за ним закрепилась очень лестная слава. Какое удовольствие было для него поставить на место очередного самонадеянного копа. Стать для кого-то ночным кошмаром и потешить свое самолюбие. Но, как правило, копы его волновали в меньшей степени, чем его жертвы. Они никогда не поняли бы его по-настоящему, не стали близки на столько, что можно было бы лизнуть их каплю пота, смешанного со страхом и кровью. Ими можно было любоваться только издали, не говоря уже о том, чтобы вонзить сталь в их крепкие тела. Потому что это не какой-нибудь преступник, это коп, и, помимо того, что на уши поднимут весь округ, так это еще.. будет не правильно. Да, именно так. Полицейских убивать незя. Но так приятно иногда помечтать о недоступном...
Пока Роммель на минуту зазевался, следователи оказались уже в машине, а значит, пора ему последовать за ними. Он завел свой (не свой, но не важно) субару и двинулся за их машиной следом, держась на расстоянии. Вскоре они остановились возле полицейского участка, но Штефан поехал дальше. Ему нужно было только запомнить, в каком участке работает коп, которому поручили его дело. А что за коп он выяснит позже. Ведь должен же бравый следователь дать прессконференцию?

А вот и долгожданная прессконференция. У Штефана едва хватило терпения ее дождаться, но он не зря ждал. На экране красовался молодой следователь в наглаженной форме, и по его виду было ясно, что у него ровным счетом ни единой зацепки. Это было ожидаемо, даже предсказуемо. Такое уже бывало раньше, Штефан не оставлял следов, поскольку сам был в прошлом копом и прекрасно знал, на чем может попасться. Поэтому было даже немного скучно. А чтобы разбавить скуку, он начинал играть с полицией. Иногда. В редких случаях, когда попадался интересный следователь. Например, как сейчас.. Интересными следователями, по мнению Хофмана, были копы с закалкой, раскрывшие кучу дел и достигшие высокого звания. Но этот отличался тем, что был еще молод и.. черт, симпатичен. Улыбка не сползала с губ маньяка всю трансляцию. Это был прямой эфир и внизу бежала дорожка с номером полиции, по которому можно дать какие-либо сведения. Хофман быстро переписал его на листок бумаги, так же записал имя своего детектива и продолжил поедать свой завтрак, уже строя какой-то план.
Поздно вечером тот самый телефон, что оставила доблестная полиция, издал призывный звонок. Штефан был уверен, что это телефон участка, а не личный номер следователя, ведущего его дело. Но всегда была надежда, что он ошибается.

То, что в  этот час кто-то снял трубку, было просто чудом. Штефан оживился, услышав мужской голос, а когда еще раз прокрутил в голове имя, по всему телу пробежала радостная дрожь возбуждения. Он наклонился вперед, облокотился на колени, внимательно вслушиваясь в этот голос.. да, действительно, похож на тот, что звучал с экрана.
Глубокий вдох и медленный выдох.
- Лейтенант Лэнг?..
Вот так удача!
Нет, правд, ему казалось, будет какой-то диспетчер, через которого он оставит сообщение, а это сам Дэниел Лэнг. Черт, тот самый, что ведет его дело, тот самый, чье симпатичное лицо он видел на экране и уже представлял, как этот мужик разглядывает фотографии его жертв. Он уже думает о Штефане, не зная его имени, уже не спит ночами, пытаясь найти хоть какую-то зацепку. Вскоре Штефан станет всем, о чем он может думать.
- Ну, здравствуй, лейтенант. Приятно познакомиться.
Штефан прикладывает ладонь к своей груди, отмечая усиленное сердцебиение. Ох, если бы вы знали, что для него это значит. Адреналиновый кайф от всплеска эмоций ему крайне дорог и ценен, поскольку психопату крайне сложно испытать такое. И вот сейчас это.. восторг и трепет, захватывающий его существо. Штефан вздыхает, прикрыв глаза и откидывается спиной на спинку дивана.
- Нам, вероятно, стоит поговорить, - произносит он с улыбкой, - но я боюсь, что ты попытаешься отследить звонок.. Как бы я хотел, чтобы ты этого не делал, но ты сделаешь. Ты же коп.. Лэнг.. Дэниел, если не ошибаюсь? Могу я тебя называть Дэни?

Как предсказуемо. Штефан усмехается, слыша фальшивый проникновенный тон и вопросы, которые не таят в себе ни капли интереса, только одну цель - потянуть время. И он прекрасно знает, чего добивается лейтенант.
- Бар напротив пирса, - говорит он, - завтра в полночь. Приходи один.
После этого в трубке короткие гудки. Естественно он сбрасывает вызов до того, как Лэнг его успевает отследить. Все, что нужно было Штефану на данном этапе, он получил. А именно - он узнал, что именно в этом участке работает следователь, ведущий его дело. И теперь осталось только приехать на следующий день к этому участку, чтобы проследить за ним до самого дома.
Так Роммель поступал со всеми своими жертвами - выслеживал, долго изучал, узнавал все, что было необходимо, прежде чем пойти на сближение. Нет чтоб цветы подарить и на свидание позвать.. Нееет, его романтика носит другой характер. К тому же Лэнг - не жертва. Вот уж кто точно не вписывается в профиль жертвы Дюссельдорфского палача. Напротив, Штефан не хотел его убивать. Он хотел всего лишь... подружиться и поиграть.

Интересным было то, что этот бар Штефан никогда не посещал. Это был первый бар, что выдал гугл, его то он и назвал. И, разумеется, сам Роммель туда приходить не собирался. Его цель была в другом.
Отмычка повернулась в замке, выдав характерный щелчок, услышав который, Штефан поднялся с колен и открыл дверь квартиры. Это была обитель лейтенанта Лэнга, от первого шага в которую по коже преступника пробежали мурашки. Так всегда, когда он вламывается в квартиры своих жертв, но сейчас - особенно волнительно. Потому что Дэниел Ленг не жертва. Он.. Штеф пока не понял, кто они друг-другу. Кто он Лэнгу? Подозреваемый? Новый друг? Он явно хотел познакомиться поближе, а привычные знакомства были не в его манере.
Резиновые перчатки на миг покидают левую руку убийцы, для того, чтобы кончиками пальцев скользнуть по стене и ощутить ее холод. А затем, бахилы шуршат, когда он шагает вглубь, изучая темное пространство фонариком. Свет включать нельзя, свидетели увидят с улицы. А от свидетелей-соседей и камер в коридоре он предостерегся, надев черную лыжную маску. Ее он снимает, когда садится на кровать и наклоняется к подушке. Лицо зарывается в мягкость, Штефан улыбается, вдыхая новый, незнакомый аромат. Это уже почти привычка, по запаху он может понять, захочет ли трахнуть жертву. Делает он это сейчас безотчетно, на автомате. И, черт.. его пьянит запах шампуня, одеколона после бритья и кожи Лэнга, отзываясь приливом крови внизу живота. Штефан одергивает себя резко, напоминая себе, что он не охотится на этого копа. Он играет с ним в другую, совершенно новую игру. И не должен терять самообладание.
Встав с кровати, он открывает кейс и достает инструменты. Кисточка, пудра и скотч - этим он снимает отпечатки пальцев со стакана в ванной. Затем расческа - с нее он снимает пару волос. Мусорный бак там же. Оттуда он вынимает настоящее сокровище - салфетку с каплей крови. Видимо, лейтенант порезался во время бритья. Все эти богатства он упаковывает в полиетиленовые пакетики и складывает в кейс, а после -достает из своей куртки подарок. Это видеокассета, которую Роммель прихватил с места преступления, завернутая в красную подарочную упаковку, и фотография детского приюта. Все это он кладет на кровать и собирается уже уйти, когда замечает на столе ноутбук. Замерев посреди комнаты, он смотрит на него долгую минуту. Наконец, сдавшись соблазну, открывает его. Удивительно, но ноут не запоролен. Да и зачем, раз лейтенант живет один? А вот есть зачем. Сейчас, когда Роммель с горящими глазами и восхищенной улыбкой лазит по его странице и фоткам в фейсбуке, изучает историю браузера и посещаемые сайты, Лэнг бы сильно пожалел, что не запаролил комп.
- Ого, да ты плохой мальчик! - смеется Штефан, наткнувшись на сайт гей-знакомств. После этого что-то меняется в его настроении. Подумав, он закрывает ноут, берет ручку со стола и возвращается к подарку. Взяв фото, он пишет с обратной стороны "Мы подружимся, Mein lieber" и возвращает все на свои места. Покидая квартиру, он берет с собой одну фотку Лэнга.

Ну что за коп этот Лэнг? Понятно же было, что кассета лично для него. Все он понимает, но ведет расследование по своим, общепринятым правилам. Смотреть кассету вместе со всеми это все равно что заниматься сексом прилюдно, или того хуже, делить своего возлюбленного партнера с каждым прохожим. Но это он еще не понял. Скоро поймет.
На кассете запись без звука. Черно-белое изображение передает движущиеся картинки, по которым можно определить вполне очевидное действие - это оргия. Не просто оргия, разумеется. На экране группа взрослых мужчин в карнавальных масках, разной комплекции и разного возраста, их тела обнажены. Они стоят в очереди, ждут пока перед ними закончат совокупление. И то, что видит группа следователей, наверняка повергнет их в шок - перед этой толпой беззащитный ребенок. Мальчик, лет одиннадцати-двенадцати. Лицо его невозможно различить, так как на него наложен грим - белая пудра, темные круги под глазами и вульгарно раскрашенные губы. Скорее всего красным. Ребенок лежит на дыбе, привязан так, что ноги разведены в стороны, а руки задраны вверх. Судя по тому, как он спокоен, он либо накачен наркотиками, либо... мертв.